Во времена когда балеарик уходит в чиллауты два норвежских музыканта возвращают из небытия диско-джемы - вдохновляясь Ником Киршоу, песнями с "Евровидения" и мюзиклами ABBA.

Место, в котором мастерят свою версию диско два бородатых норвежца, находится между тайским ресторанчиком, музыкальным магазином и магазином по продаже индийской мебели. Для полноценной картины на улице отсутствуют пальмы, крошечные танцплощадки и шикарных декораций из диско-мюзиклов.

Ханс-Петер Линдстром (Hans-Peter Lindstrоm), которому недавно исполнилось 36, открывает дверь, и проникает в помещение студии, которую он делит вместе с Принцем Томасом (Prins Thomas), которому уже 34 года.

Представьте себе помещение доверху забитое пластинками, огромным количеством винтажных синтезаторов, ударных установок, бас-гитар, каких-то маленьких барабанчиков, и ощущение возникает такое, что где-то здесь спрятаны какие-то бесценные сокровища.

В двух комнатах, расположенных друг напротив друга, работают Принц Томас и Линдстром - каждый из них работает над собственными идеями, но порой они решают "надеть шляпу экспериментатора", как они сами это называют, и решают пошалить.

Не найдя, среди аппаратуры, места, мы примостились на крохотном пятачке в коридоре чтобы поговорить об их втором совместном альбоме под названием "II".

Во время нашей беседы Принц Томас постоянно вскакивает, чтобы послушать, или переслушать определенные места в неизданных работах или переработках кавер версий, вроде темы из фильма "Рокки", или трека "Radiant Grace" Штефана Голдманна (Stefan Goldmann) превращенный в некое подобие краутрока. Тем временем Линдстром хвалит положительные стороны Ника Киршоу (Nik Kershaw), конкурс песен "Евровидение", разную скандинавскую музыкальную экзотику и мюзиклы ABBA. Оба они постоянно вытягивают из разной музыки вдохновение и любят пугать клубную культуру пианинными вставками, напоминающие безвкусно сделанные музыкальные произведения. 

Ненароком заметил, что рядом с вами работает центр "Folkedans og Folkemusikk" - народных танцев и народной музыки.

Ханс-Петер Линдстром: Ага, но там не норвежские народные танцы изучают. Мне кажется что это что-то ирландское. Помните одно время были они еще популярны, забыл как называется. Riverdance! Вот здесь и преподают нечто подобное, по большей части вечером. Наверное на нашем альбоме будет запрятана частичка Riverdance.

Я потому и спросил, что народные танцы на тебя сильное влияние оказали, Ханс-Петер. Не так ли?

Линдстром: Да. Сначала у меня была довольно длительный период увлечения джазом и фьюжном.Знаешь такой лейбл GPR, Дэйва Грузина (Dave Grusin) и Ларри Розена (Larry Rosen)? Это был довольно паршивый джаз. Я же хотел чего-то совсем другого и постепенно съехал на Боба Дилана и после этого познакомился с его влияниями и рекомендациями. Вуди Гатри (Woodie Guthrie), Ханк Уильямс (Hank Williams) много блюграссовых вещей. Но в то время мой музыкальный вкус был все еще сильно ограниченным, меня мало что интересовало. Потом я почти все из этого забыл, и сегодня я редко фолк слушаю. Но то, что меня интересует я всегда перетаскиваю в свою музыку. Мы оба постоянно ищем новые пути, новые инструменты, новые стили в которых бы хотели разобраться, понять и усвоить их.

Принц Томас: Когда я познакомился с Ханс-Петером, меня очень воодушевляло слышать то, как он, человек совсем с другим музыкальным бэкграундом, создает танцевальную музыку.

Линдстром: Когда я только начинал, у меня вообще не было никакого особенного предчувствия. Я просто достал сэмплер и хотел понять, как это делается. Чтобы лучше понять я купил CD компиляцию лейбла Ninja Tune, где-то в конце девяностых. Так я вторгся на территорию танцевальной музыки.

Как вы друг с другом познакомились?

Принц Томас: Где-то году в 2000, вроде. До этого я поигрывал в разных группах, крутил пластинки и подумывал серьезней заняться музыкой. У меня было представление о том, что я хотел делать, но полностью отсутствовало представление о том, как работают компьютеры и прочие железки. Я свой первый компьютер купил то ли в 2002 году, то ли в 2003! Мы с Хансом-Петером как-то разговорились и он спросил меня, не хочу ли я сделать ремикс на один из его треков. Из этой идеи вышла мысль поработать совместно. Мы хотели использовать мой диджейский опыт и понимание того, как выстраивать танцевальные треки, а Ханс-Петер должен был наиграть все это на инструментах. Мы быстро поняли, что гораздо лучше и приятнее этим можно заниматься вдвоем, джемовать в студии. Ханс-Петер очень хороший музыкант, а я до этого по самоучителям научился играть на некоторых инструментах, но тысячу лет не играл. Он просто на меня надавил, и говорит, "Давай играй!". Пришлось вспоминать навыки.

Линдстром: Я ему высказывал свои мысли относительно нашего ремикса, мол, "давай вот тут наиграй на Hammond". А он мне в ответ: "нет, ты что, я же не могу". Но я был уверен в том, что ремикс лишь только бы выиграл от этого, и я бы и сам мог наиграть на органе, но был уверен, что это будет выглядеть скучно, потому что для меня это привычно. В итоге в ремиксе появилась доля сумасшедшинки. Я верю в такой путь: если кто-то играет на инструменте, которым не владеет, то получаются совсем иные результаты. Я сам так время от времени поступаю - играю на инструментах, которые мне не известны. Очень хорошо слышно когда человек играет, к примеру, на пианино, и им не владеет. Потому что профессионал так никогда не сыграет.

Принц Томас: Можно играться со всем этим, и действительно создать замечательный риф. А в нашей музыке слишком много ребячества. Мне почему-то наша музыка по вкусу напоминает немецкий хлеб из кислого теста (смеется) - слишком грубая, и слишком много всего. Если "настоящие" музыканты послушают наши пластинки, то они сразу бы услышали все наши недостатки: ударные не такие динамичные, там прорехи, тут огрехи...

Линдстром:… бас расстроен. (смеется)
Линдстром: Да, у нас в музыке звучит много расстроенных инструментов. Мы это называем четвертым измерением. Если какой-то инструмент расстроен, то в музыке появляется четвертое измерение.

Вы вообще пропагандируете культуру китча, как сумасшедшие обсуждаете какие-то блеклые пластинки, которые многие просто ненавидят.

Принц Томас: Границы вкуса сильно зависят от того, где ты находишься. К примеру, в Берлине, есть много правил, все довольно определено и расчерчено. Как диджей, я играю музыку, которую многие клабберы называют "попсовой". Но лично для меня эти пластинки являются самыми великолепными. К примеру, на новогодней вечеринке я поставил пластинку "Gimme Gimme Gimme (A Man After Midnight)" группы ABBA. Парень, которому предстояло играть после меня, сильно нервничая, спросил меня, мол, есть ли у этого трека прямая "бочка" в конце, чтобы я мог толком свести.

Линдстром: Ага, а я когда говорю Томасу: "Парень послушай этот альбома Ника Киршоу!", он сразу кривит лицо. Я вот ему только что рассказал про саундтрек к мюзиклу "Chess", какие там крутые есть моменты, а он мне снова: "Ну, затянул свою песню..."

Принц Томас: Что? Саундтрек к "Chess"? Да это дерьмо натуральное.

Линдстром: Ну, вот что я говорил! 2 музыканта из ABBA его написали! Многие говорят о том, что у ABBA есть какие-то хорошие произведения. Я же вам скажу так: у АВВА все без исключения хорошо! Даже "Chess". Правда, как только я завожу речь о "Chess" меня обычно уже не слушают. Но мое личное мнение такое: у всего для меня есть определенная стоимость. Я собираю все, что только можно и слушаю все подряд.

Принц Томас: Ханс-Петер находит вдохновение даже в конкурсе "Евровидение".

Линдстром: Да, там всегда проскальзывают несколько действительно замечательных вещей.

Принц Томас: Это, вероятно, твоя самая большая сила: способность собирать вместе какие-то несовместимые вещи.
Когда вы диджеите или играете живьем вам же приходится приспосабливаться к определенным обстоятельствам. Речь идет о танцах в клубах, в то время как большая часть вашей музыки больше приспособлена для слушания. Не хотелось ли вам хотя бы разок выступить в другом контексте?

Линдстром: Для меня всегда было большой проблемой когда я играл свои даунтемпо-вещи. Людей на танцполе это часто бесило, даже пивом в меня кидались. В какой-то момент, года два назад, я уже достаточно наигрался в клубах и это занятие потеряло для меня всякий смысл. Но с недавних пор, подустав от работы с медленными ритмами, снова уделяю много внимания более подвижным мелодиям и ритмам.

Принц Томас: Здесь всегда нужно говорить о контексте и равновесии. Я люблю заканчивать разными медляками и красивыми шлягерами. Музыку старой школы: под которую можно обниматься и целоваться. Здесь, в Осло, все несколько иначе, нежели чем в Берлине. В той же Panorama Bar я должен играть более жестко, чтобы люди начали танцевать.

Линдстром: В Норвегии вообще проще играть попсовые вещи. Люди тут это ценят больше. Наверное у норвежцев есть в душе нотка иронии.

Принц Томас: Я бы не говорил так, что мы про иронию тут речь заводим. Я никогда не ставлю пластинку, чтобы моментально вызвать веселье. Я играю музыку, которую я люблю и под которую я сам охотно верчу задницей. Но всяческий снобизм все равно пробивается. Порой вот мне ставят в упрек, что я играю пластинки 1994 или 1995 годов.

А что для вас означает такое понятие, как "шлягер"?

Принц Томас: Ооо (начинает петь): "Все девчонки хотят меня целовать..."
Линдстром: Или Венке Майре (Wencke Myhre)! Знаешь такую? Она из Норвегии.
Конечно знаю, она в Германии очень известна была. “Knallrotes Gummiboot”, “Erst Beim Tango Werd Ich Richtig Munter” и все такое. В шлягерах всегда была типичная тоска по экзотике, всегда присутствовали стереотипы, вроде любви на пляже под пальмами. В скандинавской поп-музыке тоже самое присутствовало?

Линдстром: Ага. В Швеции есть, к примеру, жанр, "Dans-band" называется. Там вся музыка по схожим канонам строится, и песни вечно называются, вроде "Гавайи", "Гонолулу". Вполне вероятно, что здесь мы тоже приближаемся со своим балеарским привкусом (смеется). Наверное балеарик это современная версия шлягеров. (на заднем плане беседы звучат теплые аккорды "Note I Love You + 100" с нового альбома)

Принц Томас: Вот тут замечательный пример. Мы и не думали воссоздавать типичную пляжную атмосферу. Но трек построен таким образом, что сразу на память приходят разные саундтреки - эти открытые аккорды, меланхоличное настроение... Если закрыть глаза, то можно представить что сидишь себе где-нибудь под теплым солнышком. У меня в ушах все чаще звучит стереотип, когда говорят: "Дайте нам сделать расслабуху!"

Линдстром: Раз уж теперь балерику все норовят превратить в даунтемпо, я все чаще слышу, как маленький чертик, сидящий во мне, говорит: "Эй, не стоит подпадать под стандарт!". Я все больше опасаюсь того, как бы балеарик не стал новой тенденцией в чиллауте.

Принц Томас: Да уже так происходит! Балеарика - это наименее передовая музыка сегодня. Клевая, юркая бас линия, задействованный Rhodes, миловидные аккорды, чуть-чуть эха. И по такой формуле выходит громадное количество пластинок. Все это происходит при помощи успешных вещей. Ну это как сто тысяч треков подобных Basic Channel создаются. Мало среди них интересных.

Но все же, вы пытаетесь со своей музыкой пойти на провокацию, быть вызывающими или нет?

Принц Томас: Мне важнее всего делать что-то, что никто не ожидает.

Линдстром: Провокацией может быть манера, с которой воспринимается музыка. У нас таких людей не было, были обычные люди. Если же сравнивать наши треки с треками других авторов, то у нас они довольно скудно звучат, и нет такой обширной стерео-панорамы. Мне кажется для многих музыка Justice будет более провокационной. Да и бунт не про нас.

Принц Томас: Я в себе такой потребности тоже не ощущаю. На кой черт нужно быть обязательно провокационным?! Все, что мы делаем, у нас происходит как естественный процесс. Но нужно понимать, что в нашей музыке есть аспекты, на которые уже начинают жаловаться многие люди, но именно эти аспекты делают нас интересными. Я очень не люблю читать про нас, что мы стоим (и даже ответственны!) за возрождением интереса к диско. И каждый раз, когда я такое читаю, у меня в голове есть четкая мысль: "Дъявол меня подери - но мы создали монстра!"

И что же вы думаете об этом монстре сегодня?

Линдстром: Я хочу его застрелить! (смеется)

Принц Томас: Печально что все так происходит. Я размышляю о музыке с точки зрения диджея. Можно увязывать различные вещи друг с другом, и что-нибудь но получится. Дух свободы в музыке самое важное, не важно как ты ее называешь "космической" или "универсальным буги". Но, к сожалению, даже от самой замечательной вещи можно получить чрезмерную дозу.

 

По материалам сайта: http://www.mixmag.info