Карьера Джона Пила (John Peel) затенила поп-музыку в процессе её становления, оказывая влияние фактически на каждого музыканта в Великобритании за последние несколько десятилетий. Джон Пил начал работать на радио в Далласе, штат Техас, в рок-среде и вернулся в Англию в период бурного расцвета движения хиппи. Уникальные шоу одного из основателей Radio1 пережили многие программы, открытые позднее. Находясь в постоянном поиске музыки, которая заставляла бы его волосы вставать дыбом, Джон Пил показал, каким должен быть настоящий диск жокей.

Ты уехал в Америку как диджей, или чтобы стать диджеем, или как?

Нет, господи помилуй. Ничего похожего на современного диджея тогда и в помине не было. Когда я уехал туда в 1960-е, в основном были люди с радио Luxembourg, такие как Пит Мюррей (Pete Murray), Алан Фриман (Alan Freeman), а ещё Дэвид Якобс (David Jacobs)... Я понимал, что именно тем же хочется заниматься и мне. Но поехал я туда по другой причине – вроде так в пику своему отцу, он был категорически против... Сейчас мой сын точно такой же - это, знаете, своеобразная месть, карма. Я не знаю, как сейчас убедить его в чем-то. Мой отец тоже не мог меня ни в чём убедить – и я уехал тогда. Спустя год я устроился работать на радио в Далласе, играл что-то вроде r’n’b, потому что у меня были пластинки, которых не было у них. Несколько месяцев я так и проработал, и мне безумно это нравилось. Но прошло какое-то время, прежде чем я вернулся на радио: тогда «выстрелили» The Beatles и стало модным иметь дело с выходцами из Ливерпуля. Так что я стал экспертом по «Битлз» на радио KLIF в Далласе, а затем впервые получил предложение работать диск жокеем на полную ставку в Оклахоме на радио KOMA. Это было... в конце 64-го? У меня плохо с датами. Я работал там 18 месяцев, а потом ещё 18 месяцев работал в Калифорнии, в Сан-Бернардино, а потом вернулся весной 1967-го.

Вы играли альбомы в Сан-Бернардино?

Ну, на самом деле да. Главным образом, потому что мне приходилось делать шестичасовую программу на выходных, чтобы потом получить выходной. Это была тяжелая работа, честно говоря. Не то что ты отсиживаешь короткую программу и идёшь домой или проводишь время со своими друзьями поп-звёздами – нет. Ты контролируешь новостной поток или участвуешь в какой-нибудь промо-акции, которую устраивает радиостанция. Я и мой товарищ Джонни Даррен (Johnny Darren), который, кстати, впоследствии стал музыкальным директором KRLA в Лос-Анджелесе, подошли к администрации и сказали, что нам нужно расширить формат: знаете, уйти от практики играть только то, что важно, например, включать треки с лонг-плеев. Но они нас отправили подальше. А если бы они согласились с нами, мы бы стали теми людьми, которые вскоре привели радио в Америке к тому формату, который распространён на FM-диапазоне.

По-моему, Том Донахью (Tom Donahue) был первым, кто это сделал, не так ли?

Да, именно он. Но мы бы опередили его месяцев на шесть-девять, если бы всё сложилось тогда. Поскольку моя программа длилась шесть часов, я составлял Британский чарт совершенно жульническим способом, играл треки с альбомов и всё такое. Я вовсе не пытаюсь приписать это себе в заслуги, но тем не менее...

А что ты играл в своём Британском чарте?

Что-то вроде Джона Мэйола (John Mayall), его проекта Bluesbreakers и их первого альбома. Или трек от Yardbirds, который назывался “The Naz Are Blue”, который никогда не выходил как сингл, но тем не менее был невероятно популярен в моём жулническом Британском чарте.

Когда ты вернулся в Англию?

Весной 1967-го.

Ты, наверное, сразу влился в курс дел в Лондоне? Как ты получил первое приглашение выступить с сетом?

Моя мама жила в районе Ноттинг-Хилл в Лондоне, и её соседом был один парень, который давал рекламу на Radio London, и он посоветовал мне встретиться с Аланом Ки (Alan Key), который был тогда его менеджером. Мне повезло, потому что я совсем недавно работал в Калифорнии и поэтому чувствовал себя уверенно, а они, к счастью, не стали приглашать меня на собеседование. У них не было времени искать кого-то другого. Так что они дали добро, и я запустил свои эфиры. Мне нужно было делать ежедневную программу, но не хватало людей, которые заполняли бы ночные эфиры, с полуночи до двух. Я быстро сообразил, что никто из руководства на лодке не слушает эти эфиры (радиостудия находилась на корабле – прим. переводчика), и начал играть те самые вещи, которые раньше играл в Калифорнии. И оно «прокатило». Я выстроил свой формат, не выпускал в эфир ни рекламы, ни новостей. Я не передавал погоду. Я просто играл очень много пластинок.

Ты действительно считаешь, что оно «прокатило», потому что не многие слушали эти эфиры?

Ну, аудитория слушала, ей нравилось. Был совершенно сумасшедший отклик. Я в своё время получал несоизмеримое количество писем. В семь или восемь раз больше, чем все письма на почте за день вместе взятые. Во времена цветов, хиппи и всего того, что происходило в Лондоне, у этих людей была своя радиопрограмма. И называлась она “Perfumed Garden”, «Ароматный Сад». Я не знал тогда, что существует пикантная, хм, книга с таким же названием (исламский аналог «Камасутры» – прим.переводчика).

Откуда, в таком случае, взялось название?

Просто идея всплыла в голове.

И какие пластинки ты играл на этой передаче?

Ну, очень много всего, что я привёз назад из Калифорнии. А потом почти весь каталог Elektra Records: Love, Doors, Блюз-бэнд Пола Баттерфилда (Paul Butterfield), Incredible String Band, Джуди Коллинса (Judy Collins)... Позднее – Хендрикса (Jimi Hendrix), Pink Floyd, Cream... Смотри-ка, крутая машина едет!

А Джо Бойд (Joe Boyd) тогда жил в Лондоне?

Должно быть, да, поскольку я с ним встречался. Я был невероятно наивным. По-моему, я до сих пор наивный. Но тогда был особенно. Ужасно радовался возможности заниматься вещами, которыми редко приходилось заниматься. И в то же время я чувствовал, что участвую в каком-то большом и важном процессе, а не просто выпускаю радиопрограмму. Это было удивительное время, правда.

А в клубах ты играл?

Иногда да. Был такой печально известный клуб на Оксфорд-стрит, назывался Tiles...

Где играл Джефф Декстер (Jeff Dexter)?

Да, точно. Я играл в последнюю ночь Tiles перед закрытием клуба. Дикое место.

Наркотический притон.

Определённо это было не то место для меня и моей музыки. Случались наплывы разгневанных посетителей, которые пытались вынудить меня играть всё, что они захотят. Разумеется, в это число не входили ни The Grateful Dead, ни Jefferson Airplane, ни Country Joe, ни The Fish, ни всё остальное, что я обычно ставил. Я вообще им не нравился. А ещё был другой клуб, в котором я тоже играл в ночь перед закрытием. Мне даже как-то начало казаться, что я просто создан для «последних» вечеринок. Типа добиваю финальным ударом.

А ты играл в клубе UFO?

Не знаю. Я туда ходил.

И как там было?

Здорово. Единственный раз я неожиданно для себя попробовал кислоту как раз в UFO, потому что мне казалось, что это безопасно, вроде как ничего страшного. Тогда это не было похоже на современную клубную жизнь. Мало кто танцевал... Ну, конечно кто-то двигался под музыку совершенно идиотским образом... Но в большинстве случаев ты просто ложился на пол и втыкал (смеётся). Звучит весело, не правда ли? Нет, это было нормально. Ты мог застать таких людей, как Артур Браун (Arthur Brown), The Soft Machine, Pink Floyd – многие там играли. Думаю, каждому на определённом этапе своей жизни, особенно если ты не особенно привык к компаниям, приятно найти место, куда ты можешь придти и встретить людей, которые разделяют твои же интересы до мелочей. Именно так я ощущал себя в UFO.

Я был фанатичным, испытывал полный восторг по отношению к своим кумирам. Опять-таки, я таким и остался в определённом смысле... Люди говорили: ты знаешь, что Брайан Джонс (Brian Jones) здесь? И я знакомился с Брайаном Джонсом. Меня трясло от мысли, что я достаточно хорошо знаю основателя The Rolling Stones, чтобы попросить его номер телефона. Я знал барабанщика Pink Floyd. Я много играл с этими людьми. И даже с Хендриксом несколько раз играл. Один – с группой Cream в театре Saville, когда Питер (“Ginger”) Бэйкер (Ginger Baker) сыграл 20-минутное соло, и я думал, мне придётся стащить его со сцены – это было так нудно. Агрессивный человек. Он неожиданно оказался крайне враждебно настроенным.

А что насчёт Middle Earth? Джефф Декстер говорил, что он пару раз играл там с тобой.

Думаю, мы как-то друг друга подменяли. Я был радиоведущим, он – диджеем... Хотя я пару раз играл и в Middle Earth, то есть мне приходилось стоять в какой-то коробке под сценой всю ночь. Это было непросто. Сейчас, конечно, я не решился бы такое повторить. Но этот клуб был довольно заманчивым местом. Не таким, как UFO, но всё же.

Каким был состав завсегдатаев UFO?

Хм, не знаю... Не помню, чтобы я говорил с кем-нибудь оттуда. Я туда ходил один - наверное, это смотрелось довольно трогательно, когда я стоял у стенки в одиночестве. Впрочем, не только я так делал. Люди сейчас так же ходят на фестивали: тебе не обязательно разговаривать, просто ты знаешь, что ты часть чего-то общего, какого-то сообщества (смеётся). Важно ощущение, что люди рядом чувствуют то же, что и ты.

Какую роль там играла музыка? Она была вроде как дополнением к окружающей среде?

Ну ей-богу. Это была связующая нить. Это была самая очевидная вещь, общая для нас для всех, наверное. Там не проходили выступления, на которые люди случайно попадают с улицы. А кто и попадал случайно, тут же уходил. Музыка делала нас равными. Объединяющий момент в образе жизни, в образах жизней. Думаю, многие из этих людей, в том числе я, на следующее утро становились кем-то другим. Они не решались ходить по улице со всякими висючками, фенечками, в дорогой одежде для хиппи. Ну, у меня не было дорогих атрибутов хиппи, у меня был лишь дикий кафтан, сшитый из покрывала, за который я заплатил безумные деньги на Карнаби-стрит. И ужасающие штаны, в которых я так и не решился выйти на улицу. Они просто в шкафу всё время висели.

Давай вернёмся к пиратским станциям. Люди, которые их держали, просто боролись за свободный рынок, или за этим скрывались более миролюбивые идеи?

Не думаю, чтобы за этим стояли вообще какие бы то ни было идеи. Radio London, насколько я знаю, существовало на деньги бизнесмена из Техаса. Это просто был приносящий деньги проект, пока он его интересовал. У радио Caroline были более идеалистические цели существования. Но и для них это был бизнес. Там ты должен был платить, чтобы играть то, что ты хочешь. Играешь – плати. На Radio London такого не было. Там всё строилось на взаимоотношениях. Юридически мы относились к Каймановым островам, оттуда нам выплачивали жалование, поэтому нам не нужно было платить налоги.

А как насчёт диджеев? Они по-другому относились к делу?

Вовсе нет. Это были либо американцы, которым не удалось пробиться в Америке или которым эта возможность просто показалась забавной, либо люди, которым хотелось поменять карьеру, например попасть на телевиденье. Это было одной и из проблем Radio1, когда я только начинал там работать. Думаю, в какой-то степени в подсознании людей срабатывает убеждение, что радио – это такой хороший способ пробиться. Ты можешь играть на радио. Ты можешь попасть на телевидение. Ты можешь запустить собственный лейбл. Что угодно. В ранние годы Radio1 казалось даже невыгодным интересоваться именно музыкой. Да и всегда так было. Я мог бы и для красного словца это сказать, но ведь это имевший место факт. Интересоваться музыкой было странным, потому что BBC свято верило, что в таком случае ты будешь пристрастен по отношению к каким-либо рекорд-фирмам, типа как подставной человек, что-то в этом духе.

Вот почему они приглашали много групп играть в эфире?

Нет, просто больше нечем было занять то время, которое отводилось на музыку. У них была договорённость с Союзом Музыкантов, что Radio1 может транслировать 7 часов музыки в день. BBC были вынуждены нанимать музыкантов, чтобы те играли вживую. Как ты правильно сказал, они пригласили The Northern Dance Orchestra переигрывать известные хиты прошлых лет.

The Northern Dance Orchestra действительно играли кавер на “Purple Haze” Хендрикса?

Да, они играли этот кавер, и я обязан был иметь его на кассете. Странная система. Но у BBC не было выбора.

Как вам жилось на корабле?

Я работал две недели, неделю отдыхал. И мне в принципе нравилось. Тогда я был на пороге развода, мой первый и крайне неудачный брак благополучно подходил к концу. Так что пребывание вдали от Лондона в течение двух недель только шло на пользу, правда. На корабле было настоящее мужское царство. У меня была маленькая кабинка. Помнится, сначала я её делил с Марком Романом (Mark Roman), когда только устроился работать.

А где была пришвартована ваша лодка?

Она стояла на якоре рядом с портом Феликстоу (Felixstowe). А Caroline был даже в зоне нашего видения, и я помню, как Джонни Уокер (Johnny Walker) и другие чудаки гребли к нам с Caroline в гости время от времени, в этом был настоящий пиратский дух. Чаще всего я просто торчал там, или бывал немного пьян, или слушал музыку. Да, я был относительно счастлив. Много смотрел телек.

А бывали какие-нибудь инциденты?

Нет, во всяком случае пока там был я. Мы жили довольно упорядоченной жизнью. Маленькая белая лодочка доставляла нам из Феликстоу новые пластинки.

Как тебе работалось с Кенни Эвереттом (Kenny Everett) и другими?

Он был славный малый. И очень умный. Я терпеть не мог всё, что он делает на телевидении. Но на радио он работал отменно. Он был хорошей компанией. А ещё Кейф Скьюз (Keith Skues). Он мне здорово помог.

Ты сказал, что интересоваться музыкой на Radio1 было невыгодно. Здесь творилась та же история?

Они находили это немного странным.

То есть ты был единственным, кто интересовался?

Ну, Кенни был большим поклонником «Битлз» в частности. Битлов времени альбома “Revolver”. А Тони Блэкбёрн (Tony Blackburn) любил лейбл Tamla и музыку вроде того.

Дневные программы были скучными?

Нет, не были, это были отменные дневные передачи. Определённо, направленные против того, к чему люди привыкли. Конечно, по сравнению с тем, что я делал в Калифорнии, они были довольно скучноватые, но по сравнению с тем, что играло здесь, они были увлекательными. Мы играли море пластинок. И хороших там было достаточно. Нас не покидало чувство, что что-то происходит. Даже в самые скучные эфиры.

Хотел бы я помнить больше, честно тебе сказать. Не то чтобы я где-то витал в те времена и ничего не запоминал, но у меня не самая лучшая память. Мне повезло, что всё время, пока я был на лодке, стояла сносная погода. Мы спускались вниз к корме и сидели на покрышках, которые свисали с палубы. Сидели мы так, смотрели на море и думали о прекрасном. Там было несколько людей, которым нравилось то же, что и мне. Они не были ведущими, они были инженерами. Почему-то у них были женские имена. Там был один широкоплечий парень, его звали Гермион, он как раз был инженером.

Сколько человек могло находиться на корабле одновременно?

17 или 18. Но среди них был морской экипаж, а они были из Голландии, поэтому с ними мы мало общались.

Вы постоянно стояли на якоре?

Пока я там был, он стоял, да.

И как вы оттуда добирались до берега?

На таком маленьком судне-буксире. Оно же нас забирало обратно с пристани. Оно каждый день каталось, за провизией, почтой, «сменными» диджеями.

А как ты попал на Radio1?

Разумеется, когда Radio1 только открылось, а Radio London собиралось закрываться, мы догадывались, что им придётся искать диджеев среди тех, кто раньше работал на пиратских станциях, так что мы просто дружно написали правильные заявки, я думаю. Какое-то время я был убеждён, что ничего такого не было, но потом кто-то показал мне то самое елейное письмо, которое я написал, - пришлось поверить. Изначально они наняли меня всего на шесть недель. Посмотреть, как я буду работать, по сравнению с Томми Вэнсом (Tommy Vance), Питом Драммондом (Pete Drummond) и другими.

Так появилась программа “Top Gear”?

Да. Я знал, что рано или поздно появится такой человек, который будет двигаться вперёд самостоятельно. К счастью, у меня было преимущество, потому что Берни Эндрюс (Bernie Andrews), продюсер, хотел, чтобы таким человеком стал я. Что, надо сказать, шло в оппозицию к мнению среднего руководства. Много из того, что творилось в первые годы существования Radio1, происходило благодаря Берни и инженеру Биву Филлипсу (Biv Phillips), он был его правой рукой. Ещё благодаря Питу Ритсиме (Pete Ritsima).

Твоя новая программа была шагом вперёд по отношению к “Perfumed Garden”?

Ну, в какой-то степени это был шаг назад. BBC наложили на неё определённые ограничения. И Берни тоже. Берни относился очень вяло ко всему, что звучало больше пяти-шести минут кряду. Конечно, во времена хиппи это задвинуло очень многое. Ты должен был париться о специфической восприимчивости аудитории, или о выдуманной восприимчивости. То есть всё, что можно было считать песней о наркотиках, вызывало подозрение. Они довольно много пластинок просто не пропустили. Круг внимания сужался. Но ведь речь шла о государственной радиостанции.

Как ты воспринимаешь свою роль в истории BBC спустя эти годы? Ты – их спасение, отдушина?

Ну, возможно, в ранние годы я действительно ей был. Если кто-нибудь звонил на радио пожаловаться на общую слащавость музыки, которая в то время была в ротации, можно было ответить: «Ну, вы всегда можете послушать Джона Пила и его музыку». Но сейчас – нет. Сейчас столько передач, которые посвящены именно музыке, а не тем или иным персонам.

Что с тех пор поменялось? Стало ли лучше?

Думаю, стало. Самое прекрасное состоит в том, что они всегда позволяли мне делать то, что я делал, - знаешь, с тех пор как они поняли, что я знаю, что делаю, и что людям это нравится. И совсем не вмешивались в мои дела. Это необычно, и я не могу себе представить, что где-либо в другом месте было бы так же.

Это парадокс BBC - изначально консервативные, но не вынуждающие оставаться в каких-то рамках внутренней конкуренции.

Это правда. На Radio1 есть две мощные противодействующие силы: необходимость увеличивать аудиторию и при этом всегда иметь в штате высококвалифицированных ведущих. Сначала это был Тони Блэкбёрн, теперь Зои Болл (Zoe Ball). К тому же уменьшилось количество чисто государственных передач, они теперь могут вести программы, в которых музыка превалирует над чем бы то ни было.

К тому же стало меньше давления на специализированные передачи. Двадцать лет назад это было единственным радио, где ты мог услышать хип-хоп, электронную музыку, панк, всё что угодно.

Да, так и было, и я всегда это учитывал. Но не могу сказать, что мне это нравилось. Это оказывало на меня большое давление, что мне не нравилось. Мне хотелось бы больше программ, таких, как моя, чтобы мне и самому было что послушать. Все передачи, которые я слушаю на Radio1, как раз такие, но в наши дни они становятся более... либеральными - по отношению к другим радиостанциям, но довольно консервативными, если сравнивать с тем, что было.

Сейчас, спустя 20 лет после того, как появились первые диджеи, эта профессия стала намного более уважаемой, чем она была в начале, да и десять лет назад.

Определённо.

Что ты скажешь об изменениях, которые произошли за последние 15 лет?

Ну, я не думаю об этом так много. Я не уделяю много внимания тому, чтобы, знаешь, анализировать собственные достижения и определить своё положение в обществе. У меня времени на это нет. Много всего вокруг. Я просто делаю, что делаю. Знаю, это не очень подходящий ответ. Но, кстати, это не ответ, это правда.

Не считаешь ли ты, что статус диджея слишком раздули, его почитают сейчас как поп-звезду, хотя он просто-напросто «тот парень, который ставит пластинки»?

Ну, опять-таки, никогда не было никого выше Ноэля Эдмондса (Noel Edmonds), который достиг исключительного статуса славы ради славы. Грубо говоря, он на этом карьеру построил. И молодец, что я могу сказать. Если бы кто-то спросил: «А что, собственно, делает этот Ноэль Эдмондс?» - всё что можно ответить: «А я, блин, знаю?!» Да, он сам по себе и сам себе на уме, одевается только броско. Но куча людей делают то же самое.

В какой-то степени, думаю, понятие диджей стало восприниматься более расплывчато, чем это было в ранние времена Radio1. Некоторые вроде Тонни Блэкбёрна или Джимми Йанга (Jimmy Young), у них было колоссальное количество слушателей. Конечно, Зои Болл выше уровнем, но она пришла на радио после телевидения. И если верить опросам, вся страна – или даже мир – хочет затащить её в койку, хотя я, надо признаться, не из их числа. Думаю, в их замкнутом обществе лучше известно, кто кого хочет.

Думаешь, роль диджея осталась прежней по сравнению с тем, какой она была?

Не знаю. Ответь сам!

Хорошо. [Здесь следует длинная теория о диджеях, которые ведут себя как своеобразные фильтры]

Ну, их правда стало больше, но ведь стало больше радиостанций. К сожалению, многие из них выражают собой худшее - в большей степени, чем лучшее, что было на Radio1. Все они, похоже, отказались от любых авторских программ, не касающихся танцевальной музыки. Диджей, похоже, только и рад, что выполнять требования радиостанций: проводит идиотские акции и конкурсы, много болтает – понимаешь, о чём я? Всё это довольно предсказуемо и тупо, честно говоря.

Что ты скажешь по поводу влияния, которое ты оказал на других, на Дэйва Кларка (Dave Clarke), например?

На нас обычно влияет столько вещей, которые с нами происходят, и быть частью очередного влияния – это что-то вроде... ты просто чувствуешь себя так, будто ты помог наполнить музыкальное сообщество тем, что некогда взял оттуда сам. Ты – часть какого-то невнятного циклического процесса. Всё повторяется - что посеешь, то и пожнёшь. Так что если люди вроде Дэйва Кларка признаются, что моя программа оказала влияние на них, я очень польщён, и если она подвигла их делать то, что они делают сейчас, то значит, всё это было не впустую.

Какую роль, по-твоему, ты сам играешь как диджей?

Я правда никогда не задавался этим вопросом! Думаю, ты можешь сам сделать выводы, если я скажу, что всё, что я хотел делать с самого начала, и всё, что я хочу делать сейчас, заключается в том, что я сейчас и делаю. И хочу продолжать это делать. У меня совершенно нет никаких амбиций в других областях, помимо этой.

И что же ты тогда сейчас делаешь?

Я живу загородом, слушаю музыку, которая мне нравится, и играю её другим людям. Я веду программу раз в неделю из дома, и это для меня достижение, потому что именно этим я хотел заниматься лет в 12: сидеть дома и играть пластинки, которыми мне хочется поделиться с другими. Хотя пластинки у меня не дома, и это, наверное, хорошо, поскольку дом не такой большой... (Приветствует в ответ человека, проходящего мимо): Надеюсь, этот мужик мне махал, потому что это всегда так неловко, когда ты машешь в ответ, а выясняется, что махали не тебе...

Интервью: Билл Брюстер (Bill Brewster), Лондон, 7 апреля 1999. DJhistory.com

Джон Пил умер в возрасет 65 лет во время поездки в Перу, где он проводил отпуск.

Смерть британского диджея Джона Пила (John Peel), скончавшегося 25 октября 2004 года, стала большим ударом не только для его родных и коллег, но и для огромного количества музыкантов, которых в свое время «открыл» Джон Пил. Организатор крупнейшего британского фестиваля в Гластонбери Джон Ивис уже заявил, что в следующем году на фестивале появится новая сцена, названная именем Пила. Там будут выступать молодые и подающие надежды музыканты - именно таких «непризнанных» долгие годы выводил в люди знаменитый диджей.

По материалам сайта: http://www.mixmag.info