Перед выступлением на фестивале Moloko Music Fest 2 нью-йоркский музыкант Адам Грин рассказал «Знакам» о том, как его прапрадедушка вынудил Франца Кафку написать роман «Процесс», о дружбе с Девендрой Банхартом, синтезаторах Casio, новом альбоме и своем алкоголизме.

— Организаторы фестиваля, на котором вы играли, сказали нам, что сейчас очень сложно забукировать западного артиста — они все боятся ехать в Украину. Вы тоже боялись?

 — Да? Я об этом не знал. У меня в этом смысле простое правило: если кто-то готов организовать мое шоу — окей, я еду. Между прочим, я сам в некотором роде украинец.

 

 

 — В смысле?

 — Моя семья отсюда. Прабабушка была родом из небольшого еврейского городка на западе Украины.

 — Не, с Кафкой — это Фелиция Бауэр, другая прабабушка, по материнской линии. Я как раз недавно перечитывал «Америку», но моя семья больше связана с произведением Кафки «Процесс». Он во многом основан на взаимоотношениях писателя и моего прапрадедушки. Когда до прапрадедушки дошли слухи, что кроме его дочери Кафка ухаживает еще за одной девушкой, он вызвал его в отель. В номере находилась вся моя семья. Они устроили Кафке что-то вроде судебного разбирательства. Думаю, это его и вдохновило на написание романа… А вы тут читаете Кафку?

 

 

 — Да, конечно.

 — Серьезно?!

 — Абсолютно.

 — Хм, ну круто.

 — Ладно, мы послушали ваш последний альбом и решили, что он самый меланхоличный из всех ваших пластинок. У вас сейчас черная полоса?

 — Да просто, ну, становится же все грустнее и грустнее. А вы слышали мой самый новый альбом?

 — Sixes & Sevens?

 — Нет, уже есть новее. Диск выйдет в январе. И вот он звучит так, как будто бы я очень-очень расстроен.

 

 

 — Поначалу все ваши пластинки были «лоуфайными», а теперь вы разве что с оркестром не записываетесь.

 — Да, верно. Но я тут работал с госпел-певцами, а они всегда звучат классически. Поэтому я решил сделать соответствующий дорогой саунд. Хотя на новом альбоме я сам играл на всех инструментах. Больше всего — на барабанах. Эта пластинка похожа на творчество Саймона и Гарфанкела (Simon & Garfunkel), так что это все объясняет. Я записывался в Лос-Анджелесе с Ноа Джорджсоном (Noah Georgeson), который продюсировал Девендру Банхарта (Devendra Banhart) — тоже моего друга. Он, кстати, сводил альбом Adanowsky, который тут сегодня выступает. Вы знаете Adanowsky?

 — Да, он как раз сейчас поет.

 — О, я собираюсь на него посмотреть.

 — Почему вы так любите ретро-музыку?

 — Мне нравится «старая новая» музыка. Например — Little Joy (американо-бразильский рок-проект музыкантов Los Hermanos и The Strokes, — прим. ред.). Вообще, я, видимо, ретроград. Недавно я начал использовать синтезатор Casio. На новом альбоме. Но, впрочем, не собираюсь на нем все время играть. Вы в курсе о существовании такого инструмента? Лично я не знаю, кто им еще пользуется. У вас играют на Casio?

 — Наверняка. Он же дешевый.

 — Не знаю, в Америке его не просто найти. Я пропустил его через дисторшн и получился сумасшедший звук. А еще — использовал старые модели микрофонов, так что голос звучит космически. Но работая со всеми этими штуками, прежде всего я думаю о мелодиях, ритмах, структурах. То есть, я не из тех, кто днями просиживает в студии, пытаясь синтезировать какие-то ультра-эксклюзивные звуки. Продюсирование должно заключаться в самом написании песни. Иначе это — скучный процесс.

 — Давайте поговорим о текстах.

 — Хаха, анализ, да? Я теперь изучаю психологию.

 — Это как-то влияет на стихи?

 — Для меня имеет смысл психология. Музыка часто патологична. Психиатрию не нужно изучать специально — можно вместо этого слушать музыку. Например, прошлой ночью мне снилось, что я живу в гигантской голове кота Гарфилда (дебютный альбом Адама Грина назывался Garfield, по имени персонажа комикса, — прим. ред.). Но знаете, у меня ведь не все тексты абстрактные. Возьмем альбом Sixes & Sevens. Там есть несколько песен-историй. «Getting Led» и… черт, как же ее… А! «When a Pretty Face»!

 — А с текстами вроде песни «Chock on a Cock» у вас были проблемы?

 — Я больше не могу ее играть!

 — Почему?

 — Ну, теперь-то Джордж Буш в отставке. И это не такой уж большой хит. Но я бы хотел ее спеть у вас. Тут классный фестивальный звук, такой: бух-бух-бух (стучит по полу ногой, разлетается эхо — прим. ред.). Но я не уверен, что хочу именно так это делать. Откровенно говоря, я не совсем в форме, чувак. Раньше я прыгал, выделывал всякие штуки, а теперь у меня проблемы с сердцем.

 — Вы, наверное, много пьете.

 — О да, даже слишком. Иногда сидишь и думаешь: могу ли я пить меньше? Пока не могу. Поэтому я сейчас здесь.

 — То есть?

 — Мне тяжело выходить на сцену трезвым, так что гастролирую, пока пью. Когда я трезвый, то думаю, что буду танцевать, обязательно упаду и что-нибудь себе поврежу. А когда человек пьян, думаю, вам известно, что даже если он свалится — никогда ничего себе не сломает.

 

 

По материалам сайта: http://znaki.fm